Как создавалось «Пикколо»
Камертон моих концертов — дети!
Программы «Пикколо» создавала не только я. Концерты лектория создавали, не ведая того, мои прекрасные друзья, — маленькие слушатели. Лучшие мои учителя и вдохновители – дети!
Никакие, даже самые образцовые и требовательные филармонические худсоветы, через жёсткое прокрустово ложе мне приходилось проходить не раз, не сравнятся с чуткой, безыскусной, неискушённой, непосредственной, чистой, не замусоренной разными мифами детской аудиторией. На долгие годы она стала лучшим моим фильтром и критиком и подталкивала на всё новые и новые находки, поиски, эксперименты.
Самый интересный, творческий, но и самый мучительный период в создании любого концерта – начальный. Созданный и идеально отрепетированный вне сцены, новый концерт кажется гладким, логичным и интересным. Но стоит вынести его на взыскательный суд малышей, как всё разваливается на глазах, дети быстро устают, начинают шуметь и не слушают. И начинается многократное обкатывание концерта до его полной отшлифовки. Иногда такие «репетиционные» концерты могут длиться месяцами, когда никак не получается найти верную, интересную детям музыку или сказку, в которую она вплетена. Если ребёнку не интересен мой концерт, он ничего оттуда не вынесет, ничего не усвоит.
А иногда, напротив, концерт складывается на удивление быстро, когда выступление проходит на одном дыхании, и уже нечего ни убавить, ни прибавить. И тогда в зале все 45 минут стоит полная тишина, а после концерта раздаётся чей-то робкий голос: «А почему так мало?»
Учусь у своих слушателей всему. Краткости. Яркости. Творчеству. Запоминаю и беру на вооружение почти всегда удивительно меткие детские сравнения, ассоциации. У малышей восприятие идёт через образ, чувство оно спонтанно и часто кажется произвольным. Общаясь с ребятишками, стараюсь увидеть мир так, как его видят дети, стараюсь избавиться от предвзятостей.
Стараюсь как можно чаще играть с детьми в их любимое: «На что похоже?» (по форме, по звуку и т.д.) На вопрос «На что похожа скрипка?» получаю ответ «На человечка». Так, с лёгкой руки моих маленьких друзей, среди моих концертов появляется «Приключения человечка-скрипки». Ударный инструмент колу один мой слушатель неожиданно чудесно сравнил с «деревом, на котором висят шоколадки». С тех пор так оно и пошло, — «Шоколадное дерево». Помню ещё один замечательный ответ на вопрос, на что похож смычок: «На стручок!». Сработала двойная и очень меткая ассоциация – во-первых, — внешняя; во-вторых — по сходству звучания слов «смычок» — «стручок». Милых словечек и разных подобных примеров можно приводить до бесконечности, — так же, впрочем, как и писать эту статью. Потому что новые находки, мысли, озарения поступают с каждым концертом, с каждым днём.
Многие родители, услышав академичное слово «Лекторий», «концерт», скептически пожимают плечами, — мол, нам это ещё рано. И было немало случаев, когда очевидно одарённые дети приводились на наши концерты только один раз по той причине, что они, по мнению родителей, на концерте отвлекались. И цветок, ещё не успев распуститься, засыхал… Но, попав в шикарную атмосферу Театрального музея, не отвлекаться просто и невозможно! Бархатные красные стулья с изящной лирой на спинках, вензеля над занавесом, публика, классическая музыка, — так всё необычно-прекрасно, что первый раз внимание переключается с концерта на то, что окружает тебя, много раз. И это хорошо, без этого невозможно! Так бы ещё хотелось попасть в этот неожиданно приоткрывшийся волшебный мир театра и музыки. Но родители уже вынесли однозначный диагноз, — рано!
Зато не раз наблюдала, что стоит только двухлетке просто побыть на одном концерте, даже сидя на руках у стоящего в дверях концертного зала папы, как на следующем концерте он непременно включается в игру. Надо только не лениться и не бояться СНОВА И СНОВА приводить, экспериментировать, — а вдруг?! И эта ваша смелость воздастся вам сполна!
Иногда приходили (не только в Театральный музей, я беру уже любую точку, куда приглашают «Пикколо») совсем робкие детишки, которые первые 3-4 концерта сидели у мамы на коленях, а я, всячески стараясь раскрепостить ребёнка, незаметно всовывала ему в пальчики разные ритмичные «шумелки», — маракас, шейкер, бубен, барабанчик там-там. Уже после 2-3 концерта наблюдала за тем же малышом после концерта, — когда он входил в артистическое закулисье, уже вне рамок концерта, и пытался прикоснуться к инструментам, которые теперь совсем рядом!
Вот музыкант разбирает кларнет и укладывает его спать в футляр. А вот уже другой музыкант пытается вложить в его руку смычок виолончели и – о чудо! – под её прикосновением инструмент начинает звучать! И это сделал сам малыш! Таким детям требуется чуть-чуть больше внимания, больше времени для вхождения в процесс. Главное, не прервать его, не быть ленивым и не любопытным, как говорил А.С.Пушкин.
Через пол года ребёнка не узнать. Он не только отважно сидит на всех концертах без мамы, выходит на сцену, отгадывает загадки и пр., но и великолепно ориентируется в инструментальных тембрах, уже способен, не отвлекаясь, сидеть 35 минут и слушать музыку Чайковского, Вивальди, Моцарта, а когда нужно, и потанцевать весёлый танец маленьких утят! Как развивается детский артистизм, эмоциональность, смелость, творческий потенциал тех малышей, кто выходит на сцену, пробует музицировать и расцветает на глазах от осознания своего «я», от ощущения «я могу, у меня получается, я узнаю!».
Хочу здесь привести любопытную историю известного актёра Брюса Уиллиса. От рождения мальчик сильно заикался. Заикание казалось ему страшным пороком. Сверстники его дразнили. Но вот однажды Брюс захотел участвовать в школьном спектакле. Когда он вышел на сцену, случилось чудо: он перестал запинаться. Хотя, отыграв спектакль, он снова стал тем, кем был, — заикой. Волшебство сцены потрясло его. Оказавшись в центре внимания, он становился человеком без недостатков. Таким, каким чувствовал себя внутренне. С тех пор мальчик стал стремиться выходить на сцену, чтоб хоть на время почувствовать себя как все.
Когда ребёнок увлекается на сцене, то сцена творит чудеса. Она раскрепощает, освобождает, возвращает ребёнка к самому себе, делает его естественным и независимым ни от кого, кроме самого себя.
Вот малыш на сцене в роли гнома с колпачком на голове, а рядом — маститый артист Филармонии исполняет уже узнаваемое по прошлым концертам «В пещере горного короля». А вот юный принц и кучерявая принцесса, взявшись за руки, пытаются изобразить па старинного менуэта Боккерини под звуки огромного тромбона. А я, сидя за фортепиано, краем глаза оцениваю тишину в зале, — нравится!
Самое замечательное начинается после концерта, когда можно все инструменты потрогать, подержать, ещё раз поиграть, посмотреть, теперь уже близко, на сурдину трубы, прикоснуться к огромной волынке в шкуре и с лицом козы! Восторгу нет предела. Но Красный зал музея театрального и музыкального искусства закрывается. Удивлённые и радостные от открытия прекрасного, дети расходятся.
Как создавалось «Пикколо»
Камертон моих концертов — дети!
Программы «Пикколо» создавала не только я. Концерты лектория создавали, не ведая того, мои прекрасные друзья, — маленькие слушатели. Лучшие мои учителя и вдохновители – дети!
Никакие, даже самые образцовые и требовательные филармонические худсоветы, через жёсткое прокрустово ложе мне приходилось проходить не раз, не сравнятся с чуткой, безыскусной, неискушённой, непосредственной, чистой, не замусоренной разными мифами детской аудиторией. На долгие годы она стала лучшим моим фильтром и критиком и подталкивала на всё новые и новые находки, поиски, эксперименты.
Самый интересный, творческий, но и самый мучительный период в создании любого концерта – начальный. Созданный и идеально отрепетированный вне сцены, новый концерт кажется гладким, логичным и интересным. Но стоит вынести его на взыскательный суд малышей, как всё разваливается на глазах, дети быстро устают, начинают шуметь и не слушают. И начинается многократное обкатывание концерта до его полной отшлифовки. Иногда такие «репетиционные» концерты могут длиться месяцами, когда никак не получается найти верную, интересную детям музыку или сказку, в которую она вплетена. Если ребёнку не интересен мой концерт, он ничего оттуда не вынесет, ничего не усвоит.
А иногда, напротив, концерт складывается на удивление быстро, когда выступление проходит на одном дыхании, и уже нечего ни убавить, ни прибавить. И тогда в зале все 45 минут стоит полная тишина, а после концерта раздаётся чей-то робкий голос: «А почему так мало?»
Учусь у своих слушателей всему. Краткости. Яркости. Творчеству. Запоминаю и беру на вооружение почти всегда удивительно меткие детские сравнения, ассоциации. У малышей восприятие идёт через образ, чувство оно спонтанно и часто кажется произвольным. Общаясь с ребятишками, стараюсь увидеть мир так, как его видят дети, стараюсь избавиться от предвзятостей.
Стараюсь как можно чаще играть с детьми в их любимое: «На что похоже?» (по форме, по звуку и т.д.) На вопрос «На что похожа скрипка?» получаю ответ «На человечка». Так, с лёгкой руки моих маленьких друзей, среди моих концертов появляется «Приключения человечка-скрипки». Ударный инструмент колу один мой слушатель неожиданно чудесно сравнил с «деревом, на котором висят шоколадки». С тех пор так оно и пошло, — «Шоколадное дерево». Помню ещё один замечательный ответ на вопрос, на что похож смычок: «На стручок!». Сработала двойная и очень меткая ассоциация – во-первых, — внешняя; во-вторых — по сходству звучания слов «смычок» — «стручок». Милых словечек и разных подобных примеров можно приводить до бесконечности, — так же, впрочем, как и писать эту статью. Потому что новые находки, мысли, озарения поступают с каждым концертом, с каждым днём.
Многие родители, услышав академичное слово «Лекторий», «концерт», скептически пожимают плечами, — мол, нам это ещё рано. И было немало случаев, когда очевидно одарённые дети приводились на наши концерты только один раз по той причине, что они, по мнению родителей, на концерте отвлекались. И цветок, ещё не успев распуститься, засыхал… Но, попав в шикарную атмосферу Театрального музея, не отвлекаться просто и невозможно! Бархатные красные стулья с изящной лирой на спинках, вензеля над занавесом, публика, классическая музыка, — так всё необычно-прекрасно, что первый раз внимание переключается с концерта на то, что окружает тебя, много раз. И это хорошо, без этого невозможно! Так бы ещё хотелось попасть в этот неожиданно приоткрывшийся волшебный мир театра и музыки. Но родители уже вынесли однозначный диагноз, — рано!
Зато не раз наблюдала, что стоит только двухлетке просто побыть на одном концерте, даже сидя на руках у стоящего в дверях концертного зала папы, как на следующем концерте он непременно включается в игру. Надо только не лениться и не бояться СНОВА И СНОВА приводить, экспериментировать, — а вдруг?! И эта ваша смелость воздастся вам сполна!
Иногда приходили (не только в Театральный музей, я беру уже любую точку, куда приглашают «Пикколо») совсем робкие детишки, которые первые 3-4 концерта сидели у мамы на коленях, а я, всячески стараясь раскрепостить ребёнка, незаметно всовывала ему в пальчики разные ритмичные «шумелки», — маракас, шейкер, бубен, барабанчик там-там. Уже после 2-3 концерта наблюдала за тем же малышом после концерта, — когда он входил в артистическое закулисье, уже вне рамок концерта, и пытался прикоснуться к инструментам, которые теперь совсем рядом!
Вот музыкант разбирает кларнет и укладывает его спать в футляр. А вот уже другой музыкант пытается вложить в его руку смычок виолончели и – о чудо! – под её прикосновением инструмент начинает звучать! И это сделал сам малыш! Таким детям требуется чуть-чуть больше внимания, больше времени для вхождения в процесс. Главное, не прервать его, не быть ленивым и не любопытным, как говорил А.С.Пушкин.
Через пол года ребёнка не узнать. Он не только отважно сидит на всех концертах без мамы, выходит на сцену, отгадывает загадки и пр., но и великолепно ориентируется в инструментальных тембрах, уже способен, не отвлекаясь, сидеть 35 минут и слушать музыку Чайковского, Вивальди, Моцарта, а когда нужно, и потанцевать весёлый танец маленьких утят! Как развивается детский артистизм, эмоциональность, смелость, творческий потенциал тех малышей, кто выходит на сцену, пробует музицировать и расцветает на глазах от осознания своего «я», от ощущения «я могу, у меня получается, я узнаю!».
Хочу здесь привести любопытную историю известного актёра Брюса Уиллиса. От рождения мальчик сильно заикался. Заикание казалось ему страшным пороком. Сверстники его дразнили. Но вот однажды Брюс захотел участвовать в школьном спектакле. Когда он вышел на сцену, случилось чудо: он перестал запинаться. Хотя, отыграв спектакль, он снова стал тем, кем был, — заикой. Волшебство сцены потрясло его. Оказавшись в центре внимания, он становился человеком без недостатков. Таким, каким чувствовал себя внутренне. С тех пор мальчик стал стремиться выходить на сцену, чтоб хоть на время почувствовать себя как все.
Когда ребёнок увлекается на сцене, то сцена творит чудеса. Она раскрепощает, освобождает, возвращает ребёнка к самому себе, делает его естественным и независимым ни от кого, кроме самого себя.
Вот малыш на сцене в роли гнома с колпачком на голове, а рядом — маститый артист Филармонии исполняет уже узнаваемое по прошлым концертам «В пещере горного короля». А вот юный принц и кучерявая принцесса, взявшись за руки, пытаются изобразить па старинного менуэта Боккерини под звуки огромного тромбона. А я, сидя за фортепиано, краем глаза оцениваю тишину в зале, — нравится!
Самое замечательное начинается после концерта, когда можно все инструменты потрогать, подержать, ещё раз поиграть, посмотреть, теперь уже близко, на сурдину трубы, прикоснуться к огромной волынке в шкуре и с лицом козы! Восторгу нет предела. Но Красный зал музея театрального и музыкального искусства закрывается. Удивлённые и радостные от открытия прекрасного, дети расходятся.